выдержки из статьиkoMok № З3 23 августа 2006 Дмитрий НикитинскийПРО ГРУППУ КРОВИ
Цой жив, Цой мертв, Цой всегда и везде. Жизнь, хвала Аллаху, все еще продолжает приятно удивлять! Вот новый CD группы Brazzaville. (...) И вдруг—знакомый упругий ритм, чеканные рубящие фразы и этот суровый гитарный нововолновый саунд. Только поет американец Браун, естественно, по-английски. Но тот, кому в 1989-м было 17 лет, непременно узнает эту песню из тысяч других, на любом языке и в любой аранжировке. Stars Called Sun написано в трек-листе диска. «Звезда по имени Солнце». Католикам положено помнить о первом причастии. Многие лелеют воспоминания о первом сексе. Кто-то никогда не сможет забыть, как в первый раз увидел море. Я помню, когда впервые услышал Цоя. В мельчайших подробностях. Как будто это было только вчера.
читать дальшеШла программа «Взгляд». Вел Владимир Мукусев. (...) И вдруг я услышал музыку. И кто-то низким, невероятно притягательным голосом пел, произносил слова, которые тут же мгновенно впечатывались в мозг. Я даже выбежать не успел. Приоткрыл дверь в соседнюю комнату и так, наискось, и просмотрел то историческое событие — первое явление Виктора Цоя в эфире советского телевидения. (...) Это была «Война». Одна из лучших цоевских песен. (...) Поражало и привлекало все: мрачная, но при этом крайне энергичная музыка, романтический текст, восточная внешность певца, необычное сочетание его пластики и эффектных героически поз, в которых он то и дело застывал. (...) Так что по-настоящему, если не считать того детского восхищения Высоцким, музыка задела меня за живое именно в тот день, когда во «Взгляде» восточный человек по фамилии Цой, весь в черном, стоя на черном же фоне, мрачно посмотрел на меня с экрана и спел своим низким голосом усталого бойца: «И где бы ты ни был, что б ты ни делал — между землей и небом война».
Думаю, тысячи людей в этой стране запомнили фамилию ведущего программы «Взгляд» Владимира Мукусева исключительно благодаря этому обстоятельству. (...)
Я много лет пишу о музыке. И прочесть довелось много всякого. Интересного и не очень, искреннего и пошлого, пафосного и холодно-объективного. О музыке вообще писать сложно. Ибо материя эта тонкая и малоподходящая для описания словами. Легко скатиться в пафос и написать какую-нибудь возвышенную белиберду. Отделаться каким-нибудь избитым штампом — вроде того, что музыка способна объединять людей разных стран и поколений, во всем различных меж собой.
И, тем не менее, бывают случаи, когда по-другому не скажешь. И Цой — как раз тот самый случай. Каким-то образом он объединял людей. Единственный из всех наших рокеров. В этом смысле его действительно можно сравнить лишь с Высоцким.
Потому что, вспоминая рассказ Джоанны Стингрей о том, как на частном концерте «Кино» в Лос-Анджелесе голливудские звезды, не знавшие ни слова по-русски, устроили Цою овацию, слушая, как живущий в Барселоне американец Дэвид Браун поет по-английски «Звезду по имени Солнце», встречая, наконец, на улице подростка, младше тебя более чем в два раза, который одет в черную майку с портретом Цоя, понимаешь: у всех этих людей есть что-то общее с тобой. Что-то глубоко личное. Идущее от сердца (да, без штампов тут никак не обойтись!). И когда слушаешь, как Шнур поет в песне «Группа крови»: «Заткнись, это любимая песня моя!.. И когда мне плохо, ее я пою», — хочется с этим парнем из Питера немедленно выпить.